Казахстанский режиссер и сценарист Адильхан Ержанов рассказал о своих интересах, страхах и предпочтениях в интервью, приуроченном к его участию на Берлинале
С 13 по 23 февраля проходит 75-й Берлинский международный кинофестиваль. В его программу вошел «Кадет» – картина казахстанского режиссера и сценариста Адильхана Ержанова. Фильм представлен в секции Forum – платформе для размышлений о кинематографе, социально-художественного дискурса и уникальной эстетики. Европейская премьера пост-хоррора о мальчике, которого отдали в военную школу, состоится 18 февраля. Ранее картину «Кадет» представили на 37-м Токийском международном фестивале.
В связи с этим мы поговорили с Адильханом Ержановым и обсудили тренд на пост-хорроры, влияние комедий на казахстанский кинематограф, развитие вкуса и насмотренности, правки в сценариях, личные страхи, мужское одиночество и многое другое.
В детстве Адильхан любил лепить персонажей из пластилина. Перед началом интервью мы предложили ему слепить что-нибудь во время разговора. Он выбрал графа Орлока в исполнении Макса Шрека из фильма «Носферату, симфония ужаса» Фридриха Вильгельма Мурнау. Что из этого вышло – узнаете, прочитав интервью до конца.
Об интеллектуальном и артовом кино
Разделять кино на артхаус и коммерческое – довольно наивно. Это говорит о качестве и насмотренности зрителя. Тенденция появилась в эру видеокассет, когда полки с фильмами нужно было маркировать. Среди типичных боевиков и комедий попадались работы Фассбиндера и Херцога. Для них придумали специальную полку с удобным названием «артхаус». Туда попадали картины Копполы, Вуди Аллена и даже некоторые фильмы Спилберга. Подобная каталогизация удобна для продаж, но суть жанра она совершенно не отражает. Вообще, я против термина «артхаус». Это какая-то непонятная резервация.
Тренд на пост-хорроры
Пост-хоррор – жанр, который удобен авторам и продюсерам. Это своеобразный полигон для новых идей и приемов больших мастеров, которые нашли возможность получать заказы и свободно выражаться. Даже тот, кто не работал в жанре «хоррор», перешел в него. Зритель устал от шаблонных ужасов, ему нужно что-то новое, по-настоящему пугающее. Допускаю крамольную мысль, что Тарковский, Кубрик и Бергман могли бы создать нечто в жанре «пост-хоррор», если бы творили в наше время. Страх киногеничен. Это самый благородный инструментарий для режиссера.
Мы стоим у истоков жанра. Прогресс неизбежно приведет к чему-то новому, не связанному с хоррорами. В качестве аналогии можно привести кинематограф после Первой мировой войны. Тогда активно распространялось влияние немецкого экспрессионизма. Появились «Носферату, симфония ужаса», «Голем», «Кабинет доктора Калигари» – фильмы, которые отражали страхи потерянного поколения и ужасы войны, воплощенные в поэтике монстров. Эти картины до сих пор остаются актуальными и продолжают влиять на современных авторов. Тренд на пост-хорроры приведет к рождению не одного, а целой плеяды новых молодых режиссеров.
Оз Перкинс
Клишированный сценарий «Собирателя душ» сильно расстроил меня, но как режиссер я наблюдал за стилистикой Оза Перкинса и не увидел ни одного кадра, лишенного эстетики. Он большой поэт, который однажды выдаст что-то удивительное. Такие режиссеры отличаются тем, что вкладываются в повествование и находят там поэзию. Например, Ридли Скотт в свои лучшие годы работал с клишированными сценариями, но умудрялся создавать шедевры.
Значимость комедий
Комедии никуда не денутся. Чем тоталитарнее общество, тем больше необходимости в эскапизме – в кино, которое позволяет забыться и уйти от проблем. При низком уровне жизни зрители чаще выбирают легкие фильмы, тогда как при высоком – отдают предпочтение серьезному кино. Например, в Скандинавии популярен неонуар, а в более бедных странах – комедии.
Скепсис к казахстанскому кино
Некоторые считают, что казахстанское кино – это преимущественно комедии. Но важно понимать, что существуют и фильмы совершенно другого направления. Например, так называемый артхаус. Не только я работаю в нем. Есть множество имен, хорошо известных за рубежом: Сатыбалды Нарымбетов, Дамир Манабай, Дарежан Омирбаев, Серик Апрымов, Нариман Туребаев, Эмир Байгазин. Ассоциировать казахстанское кино только с одним жанром – ошибка. Я не умаляю достоинства коммерческого кино. Это то, что кормит индустрию и привлекает внимание массового зрителя. Успех комедий и мелодрам создает возможности для финансирования авторских проектов.
О правках в сценариях и работе скрипт-докторов
90% деятельности профессиональных сценаристов заключается в переписывании чужих работ. Так устроен рынок, и иногда это хорошо. По своему опыту могу сказать, что вмешательств в процесс автора должно быть минимум. Ни разу не встречал сценария, который стал лучше после изменений. Сценаристы часто работают в угоду продюсерам и заказчикам, старательно делают то, что те просят. Чем больше требований они выполняют, тем хуже становится сценарий. Все это напоминает корабль со сбитым курсом. Он теряет свое направление, не знает, где и куда плывет. Подобных «летучих голландцев» полно в кинематографе. Написание сценария – это интимный процесс. Задавать курс должен один-единственный «капитан».
Вкус нужно развивать или с ним рождаются?
Человек, который не смотрел ни одного хорошего фильма, вряд ли сразу «въедет» в кино Дерека Джармена. Тут нужен вкус, и его надо разрабатывать – просмотрами фильмов, постоянным сравнением, расширением кругозора. Примерно в 16 лет я впервые посмотрел «Танцующая в темноте» Ларса фон Триера. Случайно наткнулся на пиратском телевидении. От диссонанса, который происходил на экране, у меня задрожали руки. Мне стало так плохо, что я выключил телевизор и подумал: «Что за хрень?!». Не понимал, почему на меня это так подействовало. Тут же включил Спилберга, успокоился и с удовольствием посмотрел «Спасти рядового Райана». Мысль о «Танцующей в темноте» не покидала меня на протяжении десяти лет. Я шел к пониманию фильма путем просмотров ранних работ Триера. Знакомился с произведениями, которые повлияли на него, пытался понять основы мюзикла. Когда наконец дорос и укрепил свой вкус, я понял всю суть «Танцующей в темноте». Фильм мне понравился. Понимание кино – это вопрос времени и работы над собой.
Следовать трендам или задавать?
Конечно, задавать. Иначе нет смысла чем-либо заниматься. Любой автор рассчитывает, что его произведение создаст какое-то новое направление. Даже если он работает в уже освоенном жанре. Мне непонятно, зачем делать вещи, которые ни на что не повлияют.
Творческая свобода
Творчество и есть свобода. Это тавтология. Когда связывают по рукам и ногам, требуют следовать заданным рамкам и создавать общепринятую мораль, это уже не творчество, а ремесло. Даже при желании не смогу создавать без творческой свободы – либо творишь, либо нет.
Страхи
Больше всего меня пугает непознаваемость человеческой психики. Невозможность объяснить, почему человек делает так или иначе. Не так страшно, когда у убийцы есть лицо. Гораздо страшнее, когда его нет. Именно поэтому в слэшерах маньяки обезличены – их мотивы неизвестны, и это пугает.
Военная служба
Никогда не питал любви к военной службе. Правила, муштра, подчинение – это не для меня. Я абсолютно невоенный человек. Не понимаю, как можно бездумно выполнять приказы, сделав это своей профессией. Это пугает.
Интрузивные мысли
Мне не приходится вымещать гнев или сублимировать другие чувства в кино. Подхожу к созданию фильмов, тщательно все обдумав. Создавая своих героев, я забываю себя. Этим и интересно кино. Оно существует не только для отражения внутреннего состояния. С интрузивными мыслями спокойно справляюсь в жизни, не сдерживаюсь. Если что-то сильно беспокоит, стараюсь сразу же это решать.
Мужское одиночество
В этом плане я довольно консервативен. Мужчина должен быть надежным. Ныть и жаловаться ему не к лицу. Если все плохо, нужно решать проблемы. Если решения нет, то и думать об этом не надо. Конечно, важно делиться переживаниями с близкими. Держать все в себе – не вариант.
Мне говорили, что персонажи моих фильмов обречены с самого начала. Они – самураи, идущие к своей смерти. Борются, пытаются что-то изменить, возможно, даже осознают, что их судьба предопределена. В этом смысле они одиноки. Я романтист, мне близок дух романтизма героя и его противопоставление природе.
Фигура автора
Прочитав произведение или посмотрев фильм, мне всегда интересно, что хотел сказать автор. Например, «Схватка» или «Соучастник» – их можно смотреть, даже не зная режиссера. Но если посмотреть все фильмы Майкла Манна и его главные идеи, становится ясно: у него ницшеанский взгляд на человека, стремление к некой высоте над обыденностью. Изучая автора, начинаешь лучше понимать его приемы, находки и стиль. Если увлекаешься кино или литературой, неизбежно начинаешь интересоваться их создателями.
Не досматривать фильмы до конца
Это моя проблема. Структурно все сюжеты примерно одинаковые. В кино я ищу стиль. К примеру, «Шестое чувство» – пример идеальной твистовой концовки. Но дело не только в ней, а в атмосфере, режиссуре и эстетике, которую преподносит Шьямалан. Неожиданным финалом меня не зацепить. Начав смотреть «Собирателя душ», я сразу обратил внимание на режиссерские приемы: фильтр, порезанный кадр, блики целлофановых занавесок. Здесь есть чему поучиться. Я избалован, словно деревенские мальчишки, у которых полно арбузов. Они не доедают их до конца – просто разбивают. Если внутри сочная мякоть, съедают только сердцевину, а остальное выбрасывают. Так же и я. Исключение делаю только тогда, когда вхожу в состав жюри – это моя обязанность.
Отсылки
Отсылки и пасхалки образуют некую метавселенную, мир авторов. Они расширяют сознание, добавляют дополнительные пласты, интертекстуальность. Благодаря им читатели, зрители и авторы могут сообщаться друг с другом.
Идея «Каратаса»
Честно говоря, у меня не было никакой идеи. Вообще не думал уделять этому так много внимания. Просто хотел объединить все в каком-то месте, придумать топоним. Так легче развивать события фильмов.
Анимация
Люблю живопись и анимацию, но в последнее время мне сложно смотреть «диснеевские» мультфильмы. Почти ни один не досмотрел до конца. Последний мультфильм, который сильно повлиял на меня – это «Шрек». Еще могу выделить «Поток». Из любимых – «Рик и Морти» и «Южный Парк».
Экранизация романа
Мне нравятся новеллы Ричарда Мэтисона, Стивена Кинга, Ивана Бунина, Марала Ысқақбай. Создание экранизации литературного произведения и его адаптация требует тщательной работы над структурой. На такое я осмелюсь не скоро.
Видеоигры
В видеоиграх восприятие реальности совсем иное. Там главное – процесс, а не сюжет. Как бы ни говорили, что игры с кино почти слились воедино, это все же разные жанры – даже интерактивное кино. Я, например, люблю «Фифу». Сюжетные игры и бродилки мне не сильно нравятся. Было бы интересно создать что-то свое или принять участие в разработке, но нужен талант и большой опыт. Удержать зрителя у экрана – одно, удержать геймера – совсем другое.
Физические медианосители
В юности мы с друзьями-синефилами охотились за редкими видеокассетами. Было приятно знать, что в моей коллекции есть раритет, который можно пересмотреть в любое время. С появлением интернета я подумал: как же круто, что фильмы доступны онлайн, теперь ими не обязательно обладать. Главное, что они есть, а где – не так важно.
Свои фильмы я обычно не пересматриваю, но почти все последние выходят на Blu-ray – с красивой обложкой, бонусами. Складываю их у себя. Все равно приятно иметь физическую копию.
Ремейки
Хорошие ремейки можно пересчитать по пальцам. Один из них – «Отступники» Скорсезе. «Носферату» Эггерса не считаю удачным ремейком. Новый граф Орлок запомнился мне только усами. То ли дело «Носферату, симфония ужаса» Мурнау. Несмотря на отсутствие компьютерной графики, образ монстра сильнее бросается в глаза. Это поэзия в чистом виде. Нечто крысиное со сфероидной формой головы. Лик войны.
