Птица своего полета

Dequine красочно и осознанно занимается музыкой с 2018 года и с тех пор много чего наслушалась в свой адрес по самым разным поводам, так что тема заземления и минимизации стресса в ее случае кажется куда как естественной.

«Меня критиковали с первого дня, как я начала выпускать музыку. Говорили, что мне помог все сделать первый, второй, третий, четвертый, пятый мужчина. Когда меня пригласили на Warner, стали говорить, что лейбл меня вытаскивает. Когда мой отец стал работать на определенной работе, все затвердили: у нее получается, потому что отец вкладывает в нее бабки. Это все очень сильно на меня влияло. Но меня смущает точка зрения, что люди якобы злословят из зависти. На самом деле, когда люди тебя критикуют, это часть их собственных внутренних процессов и проблем, с которыми они живут. Для них это возможность выпустить пар. И я, как человек, сталкивавшийся с большими и травматичными шквалами хейта, могу сказать, что рада, если людям подобное поведение облегчает жизнь. Местами мне бывает сложно, но я-то с этим справлюсь», – улыбается она.

Интервьюируя Данелю, я невольно чувствую себя Познером – ей как-никак 25. Четвертьвековая разница в возрасте сказывается на том, что я прокалываюсь на неправильном ударении в имени ее любимой певицы Розалии и каких-то еще новых словечках. Ее репертуар – вполне конвенциональная поп-музыка широкого спектра с латиноамериканским вайбом, хотя мне больше по душе, когда она сочиняет всякий самобытный и фриковатый R’n’B, типа песенки «Винтаж».

«Индивидуалистский поп – я бы так назвала то, что делаю, – говорит она. – У меня по музыке всегда очень большой разброс, треки звучат очень по-разному. Тот же «Винтаж» – очень нишевая песня, но до этого я выпускала вполне понятную поп-музыку. При этом классическим попсовиком я не буду никогда, у меня не будет своего «Солнца Монако», хотя я пыталась писать такие песни – не получается. Не обязательно быть супернебольшим артистом, чтобы делать ту музыку, которая тебе нравится и которая будет считываться аудиторией. Мне очень нравится альтернативная музыка с более жесткими драмками, с интересными железными синтами. Я ездила в Париж на последний концерт тура Motomami Розалии, и это было просто wow! Конкретно на этом концерте я поняла – оказывается, жесткие драмки могут так работать вживую, и это не то чтобы странно. Потом я попала на фестиваль в Грузии, где играло разное техно – оно мне раньше казалось мрачным, но там я прям вкусила эту музыку. Потом я полетела на Charli XCX в Нью-Йорк, и это вообще был лучший концерт в моей жизни. Сейчас музыка доступна как никогда, все пресытились, и хочется новых форм, новых смыслов и каких-то уникальных сочетаний, что ли. Остается одно – общаться со своей аудиторией, поскольку ее не обманешь, и быть аутентичной, верной самой себе, взращивая что-то вовнутрь, а не вширь. Вширь не получится расти, если ты не растешь в глубину своей вселенной».

Во вселенной Dequine есть глубины, где уживаются разные стилистики – как поется в одной из песен, «салам алейкум, mon chéri». Например, ее кавайи-эстетика образует занятный диссонанс со строчками типа «I’m а grown ass woman» и сопутствующим крепким словцом. Она и в обычной речи таких слов не чурается, правда, с лукавыми извинениями.

«В плане самоидентификации меня качает по-разному, – рассказывает она. – Кавайи-эстетика с одной стороны и некоторая странность с другой – все это безопасно по-своему, потому что не вызывает каких-то сложных эмоций. То, к чему мне хотелось бы прийти, – это не кавайи и не weird girl, а чтобы все эти части, которые есть во мне, соединились. В моей жизни произошло много событий и перемен, когда я вернулась домой после четырех лет в Москве. Там было очень интересно, но эмоционально немного холодно, мне даже мама сказала, что я совсем другая, у меня даже глаза поменялись. Алматы – город силы, где я заново обретаю себя. Я учу казахский язык, я пишу новую музыку, мне важно вернуть связь с собой и синхронизировать это со своей аудиторией. При этом я не выпячиваю в музыке Центральную Азию: она не перформативна, она просто есть во мне. Мне повезло – я родилась в самом начале нулевых, поэтому я как бы рядом и с миллениалами, и с зумерами. В интернете нас называют зиллениалами, у нас хорошо получается сидеть на двух стульях и общаться с разными аудиториями. Это, кстати, на концертах сильно видно – ко мне может подойти и супермолодая девчонка с розовыми волосами, и мама двоих детей».

Да, говорю, я помню песню про то, что в вас кровь из нулевых, а вот когда вы поете «танцую в темноте» – это вы фильм фон Триера имеете в виду? «Ах, вы знаете это кино! – она ликует, как ребенок. – Да, у меня даже демка называлась «Танцующая в темноте».

Она продолжает: «Терапия для меня – большое топливо для музыки. Ты свои ощущение вокализируешь и осознаешь – это суперважно. Терапия – это жутко трудно, туда не отдыхать приходишь, иной раз вскапываешь такие вещи, что потом неделями не можешь прийти в себя. Я учусь чувствовать землю под ногами, присваивать то, что произошло, и не так стремительно двигаться дальше. Плохие эмоции мне даются легче всего – критика самой себя или других людей. Но злость – это просто, а я обучаю себя сейчас фокусироваться на хорошем. Синдром самозванца меня преследует даже сейчас, несмотря на то что я очень сильно повзрослела. Я не умею читать ноты, к сожалению, не училась в музыкалке. У меня нет высшего образования, я его, можно сказать, получала у жизни. И, вообще, все, что у меня есть на данный момент, – это соединение определенных точек между собой и видение того, чего я хочу. Да, мне просто нравится соединять точки».

Во время разговора она не раз упоминает те или иные точки внешнего мира, которые помогли ей стать собой, будь то пребывание в Москве, ее музыкальная команда или покойный дед, что убаюкивал казахскими песнями и впервые показал ей оркестр с солирующей скрипкой. С особо трепетной теплотой она отзывается об учительнице музыки по имени Татьяна Борисовна из гимназии в Актобе: «Я приходила к ней через день после уроков, она играла на фортепиано, я пела, потом, уже в школе, она давала мне эту же песню, и я должна была петь, бегая по классу между партами и нарабатывая дыхалку. Она возила меня на разные конкурсы, была моим доверенным взрослым, я могла прийти к ней и рассказать о своих переживаниях. Это первый человек в жизни, который дал мне ощущение особенности и заметности. В нашей семье шестеро детей, мои родители постоянно работали, особенно в мой подростковый период, и в общем мы не много времени проводили вместе. Я раскрывалась от ее безраздельного внимания и думала тогда, что пою лучше всех – она внушила мне это чувство, и оно давало мне силы двигаться дальше. Хотя сейчас, пересматривая видео, я понимаю, что, прямо скажем, пела я не очень хорошо».

Несмотря на всю декларированную тревожность, синдром самозванца и ревизию старых видео, в Dequine до сих пор чувствуется это вложенное ощущение девочки, что поет лучше всех. Она хрупкая, но изнеженной снежинкой ее никак не назвать. У нее, например, отлично получается артикулировать слово «нет» – в частности, когда я спрашиваю о том, не кажется ли ей, что волна #MeToo схлынула, патриархат возвращается, а вся борьба с сексизмом в поп-музыке обернулась еще большей объективацией и безупречно сексуализированными обложками, как у Сабрины Карпентер, да и ее любимой Розалии.

«Нет, мне так не кажется, – парирует Данеля. – Покрывать тело или оголять – это выбор женщины. Феминизм – это не про то, сексуализируешь ты себя или нет. Если женщине хочется пятерых детей, нужно, чтобы она имела такую возможность и не чувствовала ни малейшего гнета со стороны общества, равно как и наоборот – она вольна выбрать карьеру или музыку. Феминистка – это женщина, которая заступается за себя и проживает жизнь так, как ей хочется, позволяя себе принять собственные желания и особенности. Сказать «нет, извините, я не стану выступать за полкопейки» – это для меня феминизм. Не бояться прослыть крикуньей и скандалисткой – это феминизм. Что касается ревайвла патриархата и возврата к традиционным ценностям, то, может быть, это ощущается в Америке или в Москве, но у нас в Центральной Азии другой картины не было. Патриархат как был, так и есть, это реалии, в которых мы живем. Хотя многое меняется – приняли закон о домашнем насилии и ввели уголовную ответственность за сталкинг, что очень-очень круто. Со мной несколько лет назад произошла не очень приятная ситуация, я подверглась харассменту и рассказала об этом. И хотя меня многие поддержали, я хорошо помню, что тогда еще толком не было дискурса, что такое харассмент. Сейчас людям куда меньше приходится объяснять».

На следующий день мы встречаемся в кафе – Данеля приходит раньше, и я застаю ее строчащей в молескине. Она живо рассказывает про психоделические вкрапления в музыке «Дос-Мукасан» и признается, что раньше плакала почти после каждого своего концерта – от чувства несовершенства. «После съемки Tatler я тоже ревела, потому что благодаря этому соколу с обложки у меня случился невероятный инсайт, – поясняет она. – Дело в том, что я всегда про себя называла те или иные свои мечты, цели и даже некоторых людей выражением «птица не моего полета». Ксюша Смо, которая делала нашу съемку, – на мой взгляд, лучшая стилистка СНГ – была как раз из тех, кого я называла птицами не своего полета. Я долго не решалась ей написать, а потом близкий человек мне сказал: «Ну чем ты рискуешь, в худшем случае скажет «нет». Но она сказала: «Да, погнали». И связующим звеном съемки она неосознанно выбрала именно птицу. Мы сначала хотели огромного орла, но из соображений безопасности нам посоветовали голубя или сову. Мы принялись искать, но судьба нам послала молодую соколиху аракз. Я осознала, что у нас много общего – сокол маленький, но сильный, он быстрый и точно знает, чего хочет. И все это в миксе – присутствие сокола и общий символизм птицы не моего полета – меня в хорошем смысле совершенно размазало. Я поняла – все эти годы работы шаг за шагом научили меня летать на свою высоту, и все, что происходит и происходило в моей жизни, – концерт, съемка, люди, которые меня окружают, моя аудитория – это не случайность и не простое стечение обстоятельств. Много лет я провела за обесцениванием себя, но благодаря этой съемке все точки соединились. Эта жизнь – птица моего полета».

В октябре у Dequine большой концерт в Baluan Sholaq Arena, и сейчас она словно живет исключительно предстоящим полетом.

«Я чувствую ответственность. Это важный для меня день, и как будто есть все возможности сделать его таковым и для всей женской сцены. Сперва я очень обрадовалась, а потом взгрустнула. Я спросила, а кто раньше собирал эту площадку – оказалось, только мужчины. Я спросила у ChatGPT, кто там выступал из девушек – Лобода, Максим и артистки из СНГ. У казахстанских артисток не было сольников. Получается, я буду первая, кто собирает Baluan Sholaq Arena. И я решила позвать всех певиц, которых я слушала, когда росла: Дильназ Ахмадиеву, Макпал Исабекову и Ерке Есмахан – она, кстати, из моего города. Это пошло от желания разделить этот день и сцену с теми, кто когда-то открыл нам двери и в кого я верю. Я им написала, и все дали согласие. А еще я позвала молодых: Ayau, Rusha, Ния, есть еще такая девочка meow! dammit, очень классная, она только что из школы, пишет музыку на телефоне в GarageBand и вообще еще нигде не выступала. Я чувствую, что меня выбрали, мне отпущено определенное время на то, чтобы занять свое пространство, и тем самым – но не ради этого – привнести женский point of view в индустрию. Нас будет только больше. Это не просто мой сольник, это история про каждую девочку, которая надевает наушники, когда родители уходят на работу, и грезит собственной музыкой – я хочу, чтобы такие девочки поняли, что все реально».

Я спрашиваю, чего еще, кроме женских голосов, не хватает казахстанской поп-музыке. «Глобально я об этом не думала, – отвечает Dequine. – Но как минимум здесь не хватает средних площадок, на 2 000–3 000 человек. Артистов много, кто мог бы собрать такое количество, а играть негде». Да, говорю я, мне недавно директор одной весьма и весьма известной группы жаловался, что их пригласили играть в помещении федерации бокса Караганды. «А вы знаете, это как раз классная площадка, я там выступала, – оживляется Dequine. – Хороший зал и по звуку, и вообще комфортно. Передайте своим друзьям, что зря они не поехали».

Фотограф: Данил Ярощук
Директор моды: Мария Подгорбунская
Креативный директор: Марина Аничкина
Продюсеры: Нуржигит Калдыбеков, Еркебулан Байгужин, Адиль Батталов
Арт-директор, стилист: Ксюша Смо
Визажист: Балнур Дарбаева
Стилист по волосам: Христина Цирцея
Гаффер: Михаил Екимов
Ассистент фотографа: Данила Ребро
Ассистенты стилиста: Егиш Широян, Адель Атемова
Скаутинг: Леонид Пивоваров
Художник: Алика Копишева
AI-художник: Анастасия Афонина
Актеры: Гульнара Тустукбаева, Даут Бибалапанов, Ерлан Абышев
Руководитель этно-творческого объединения «Топжаран»: Абит Танат
Каскадерша: Аружан Амангельді
Команда Dequine: Александр Сазонов, Салтанат Мусса