Как культ «к себе бережно» топит в нас все живое
Бережность к себе стала новым символом взрослости. Сегодня все больше людей хотят быть «в ресурсе», «в изобилии», «в контакте с чувствами» и «оттерапевтированными». Лично у меня и многих моих коллег это слово не вызывает ничего, кроме отвращения.
«Оттерапевтированный» звучит почти как надругательство, хоть и выдается за комплимент. Как будто человек прошел санобработку. Он больше не злится, он «в принятии», не требует, он «уважает границы» и не мечется в погоне за целями – «у меня уже все есть». Все под контролем и стерильно. Однако стерильность не имеет ничего общего с настоящей зрелостью. Это скорее про поверхностную безопасность, транслирующуюся окружающим, под которой скрывается та самая плесень, смердящая потерянностью и конфузом.
Оттерапевтированный человек как будто вакцинирован от жизни. Без права на жесткость, амбивалентность и провалы. Психика вычищена до набора социально одобряемых реакций. Вместо живой, сложной, смиренной, иногда трудноуправляемой гаммы чувств и эмоций – несколько отрегулированных оттенков.
Чем больше мы стремимся к этой хрупкой стерильности, тем громче трещит реальность: люди все менее способны выдерживать неопределенность (хотя, казалось бы!), сложность, боль, дискомфорт. Психика теряет гибкость. Она становится ригидной под гнетом правил терапевтического сеттинга вне кабинета. То есть человек живет не в опыте жизни, а в опыте функциональной терапии, выдаваемой за жизнь. Я все чаще ловлю себя на мысли, что наступил закат юмора и иронии – того, что раньше спасало нас лучше любой сессии. Все стало чересчур серьезно. Серьезность теперь – это якобы глубина. В шутке обязательно должно быть «уважение к травме», «понимание уязвимости» и полный отказ от сарказма – ведь он, не дай Бог, кого-то триггернет. Недавно я скинула подруге старый рилс, вырезку из золотых времен Comedy Club. В ответ получила: «Я не понимаю, что тут смешного. Это же про обесценивание и избегание чувств».

Господи, ну правда. Или вот ты случайно сказала что-то ехидное, а тебе в ответ: «Интересно, какая потребность сейчас не закрыта?» Да моя потребность – в живом, искреннем, человеческом, со всеми нашими когтями, шутками и неидеальными реакциями. Хрупкость стала новой моральной доблестью. Но я, если честно, скучаю по времени, когда можно было смеяться до слез и не бояться быть кем-то непонятым – или что тебя осудят.
Как мы превратили в порнографию то, что было предназначено нас огранить? Почему культ душевного труда привел к инфантилизации и еще большему неврозу? Ирония в том, что психотерапия, изначально созданная для расширения психоэмоционального диапазона, сегодня часто его сужает до удобного набора эмоций, которые можно «выдерживать». В этом большой провал самих терапевтов, которые не то что жизнь – собственных клиентов не выдерживают.
За современной популярной психологией (инфобизнесовой?) – большая культурная подмена. Люди часто приходят в терапию не за трансформацией и познанием себя и мира, а за объяснением своих деструкций или особенностей, которые они все норовят бросить в лицо своим домочадцам, маме и папе, чтобы тем стало повинно и стыдно. Терапия как новая форма отмщения за все, что между нами было.